Неточные совпадения
Призвали наконец и доктора, который своим появлением только напугал больную. Это был один из тех неумелых и неразвитых захолустных
врачей, которые из всех затруднений
выходили с честью при помощи формулы: в известных случаях наша наука бессильна. Эту формулу высказал он и теперь: высказал самоуверенно, безапелляционно и, приняв из рук Степаниды Михайловны (на этот раз трезвой) красную ассигнацию, уехал обратно в город.
Так он вошел в дом, где остановился генерал — губернатор. Минуты через три он
вышел оттуда в сопровождении помощника исправника, который почтительно забегал перед ним сбоку, держа в руке свою фуражку, и оба пошли к каталажке. Помощник исправника открыл дверь, и директор вошел к ученику. Вслед за тем прибежал гимназический
врач в сопровождении Дитяткевича, и другой надзиратель провел заплаканную и испуганную сестру Савицкого…
Суббота была обычным днем докторского осмотра, к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что
выходили во двор, поставили стол с твердым валиком под спину.
Школьное и врачебное дела замялись, потому что ни педагоги, ни
врачи не получали жалованья; сами члены управы нередко затруднялись относительно уплаты собственного вознаграждения, хотя в большей части случаев все-таки
выходили из затруднений с честью.
— И неужели же эта клевета на моего мужа могла
выйти из вашего дома, от вашего
врача? — спросила Екатерина Петровна.
Жена Долинского живет на Арбате в собственном двухэтажном доме и держит в руках своего седого благодетеля. Викторинушку выдали замуж за вдового квартального. Она пожила год с мужем, овдовела и снова
вышла за молодого
врача больницы, учрежденной каким-то «человеколюбивым обществом», которое матроска без всякой задней мысли называет обыкновенно «самолюбивым обществом». Сама же матроска состоит у старшей дочери в ключницах; зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
Полицмейстер отвел англичанина в сторону и долго очень горячо с ним разговаривал. Англичанин, по-видимому, не мог убедить полицмейстера и тоже
выходил из себя. Наконец он пожал плечами и сказал довольно громко: «Ну, если вам угодно, так я вас прошу об этом в личное для меня одолжение. Я знаю мнения его превосходительства, как его
врач, и ручаюсь вам за ваше спокойствие».
Хор
вышел из оцепенения,
врачи и аптекари бросаются к Мольеру, окружают его страшной толпой, и он исчезает. Бутон закрыл наконец занавес, и за ним заревел зал. Бутон выбежал вслед за группой, унесшей Мольера.
Когда мы
вышли из-за стола, я спросил докторшу об участи раздавленного Ватрушкина; женщина-врач точно обрадовалась моему вопросу и с торопливой улыбкой проговорила...
Фон Ранкен. Да, да, я понимаю вас! Но одна из них
выходит на днях замуж, и было бы крайне неприятно… Будьте со мною вполне откровенны, дитя мое, я прошу вас об этом, я, наконец, требую как
врач. Вы понимаете?
Луч то исчезал с моих глаз, то опять появлялся, смотря по тому, входил ли в область луча или
выходил из нее шагавший по моей спальне наш милейший уездный
врач Павел Иванович Вознесенский.
Если оценить каждый совет только в 25 коп., если допустить, что у себя на дому и при посещениях
врачи со всех берут плату, то все-таки
выйдет, что двести киевских
врачей ежегодно жертвуют на бедных около тридцати пяти тысяч рублей…
Он
выходит ко мне в прихожую, пережевывая бифштекс, и хладнокровно заявляет: «Я сейчас ужинаю, а после ужина лягу спать; ехать поздно, поищите другого
врача».
О да, пора, пора! Но пора уже и обществу перестать ждать, когда
врачи, наконец,
выйдут из своего бездействия, и принять собственные меры к ограждению своих членов от ревнителей науки, забывших о различии между людьми и морскими свинками.
Смешны и нелепы старания
врачей устанавливать правила, как жить человеку, как есть, спать, как
выхаживать детей.
— Так и оставили это? И все
врачи уезда не
вышли в отставку?
Когда мисс Мабель
вышла снова к детям, она велела им собираться как можно скорее домой, потому что больной Леночке был необходим полный покой и тишина. Дети Извольцевы бесшумно оделись и сели в экипаж; Раевы последовали их примеру. С ними вместе уехал и Павлик, посланный вместе с конюхом Андроном верхом за ближайшим
врачом.
— Когда она была учительницей на донецком руднике, она публично не подала руки
врачу, присутствовавшему при смертной казни; ее тогда уволили за это и
выслали из донецкого края. Что же, и теперь она не подает руки людям, причастным к казням?
Старший сын Эльсница занял его место и как
врач приобрел скоро большую популярность. Он пошел на французский фронт (как французский гражданин) в качестве полкового
врача; а младший сын, как французский же рядовой, попал в плен; дочь
вышла замуж за французского дипломата.
В 1902 году, высланный Сипягиным из Петербурга, я жил в родной Туле. С год назад
вышли в свет мои «Записки
врача» и шумели на всю Россию и заграницу. Весною я собрался ехать за границу, уже выправил заграничный паспорт. Вдруг получаю письмо.
— По скольку? По пятнадцати или по двадцати капель? Э-ге-ге!
Выходит, вовсе мне уж не так было бы трудно в качестве домашнего
врача. Пульс-то, оказывается… существует!
Недавно
вышли мои «Записки
врача» и шумели на всю Европу. Знакомиться желали многие. Я скромно потупил глаза, мычу, что и я тоже… со своей стороны…
Дождавшись, когда уснет муж, она поднимает свою горячую голову, прикладывает палец к губам и думает: что, если она рискнет
выйти сейчас из дому? После можно будет соврать что-нибудь, сказать, что она бегала в аптеку, к зубному
врачу.
Справляюсь по разным нужным мне делам в волостном правлении. Заходит
врач, окончив свое посещение больного, и мы вместе едем, направляясь в ту деревню, где живет солдатка. Но еще до выезда из села быстро
выходит нам наперерез девочка лет двенадцати.
Заходит в избу
врач, я прощаюсь, и мы
выходим на улицу, садимся в сани и едем в небольшую соседнюю деревеньку на последнее посещение больного.
Врача еще накануне приезжали звать к этому больному. Приезжаем, входим вместе в избушку. Небольшая, но чистая горница, в середине люлька, и женщина усиленно качает ее. За столом сидит лет восьми девочка и с удивлением и испугом смотрит на нас.
— Больше тут мне делать нечего, — говорит
врач, и мы
выходим.
Куропаткин приехал. Но приехал он не по той дороге, по которой его ждали. Он
вышел из коляски сердитый, рапорта главного
врача не принял.
Раненых предстояло везти за пять верст, на Фушунскую ветку. А многие были ранены в живот, в голову, у многих были раздроблены конечности… Из-за этих раненых у нас
вышло столкновение с главным
врачом, и все-таки не удалось оставить их хоть до утра.
Этот ваш член управы Камчатский в земском собрании делал
врачам выговор за то, что у нас
выходит много йодистого калия, и рекомендовал нам быть осторожными при употреблении кокаина!
От Султанова прибежал другой солдат и заявил, что
вышло недоразумение, что Султанову довольно его фанз. Шанцер был в восхищении от ответа нашего главного
врача.
Я
вышел. Навстречу мне шли два прикомандированных
врача.
Он
вышел из себя, кричал на
врачей и смотрителя, как на денщиков, топал ногами, грозил посадить всех под арест и велел сейчас же положить свои вещи обратно на повозку.
Но больные все прибывали, места не хватало. Волей-неволей пришлось отправить десяток самых тяжелых в наш госпиталь. Отправили их без диагноза. У дверей госпиталя,
выходя из повозки, один из больных упал в обморок на глазах бывшего у нас корпусного
врача. Корпусный
врач осмотрел привезенных, всполошился, покатил в полк, — и околоток, наконец, очистился от тифозных.
Главный
врач ответил неопределенно, воротился к себе. Как раз в это время заехал к нему дивизионный
врач. Узнал он о просьбе графа и
вышел из себя.
Но в руке уж начиналась гангрена. Когда генерал
вышел из офицерской палаты, наш главный
врач сказал ему...
Через два дня приехали какие-то полковник и
врач, спросили Султанова. Он
вышел.
Начальник штаба
вышел обратно. Похлопывая изящным стеком по лакированному сапогу, он направился к главному
врачу и смотрителю.
Показали ему розеолы, — «неясны»; увеличенную селезенку, — «неясна»… А больные переполняли околоток. Тут же происходил амбулаторный прием. Тифозные,
выходя из фанзы за нуждою, падали в обморок. Младшие
врачи возмутились и налегли на старшего. Тот, наконец, подался, пошел к командиру полка. Полковник заволновался.
— Вы правы, графиня, я поспешил своим приговором… Возможно, что мы
выйдем победителями из борьбы… Я готов вам помогать и отдаюсь в полное ваше распоряжение… Смотрите на меня не только как на
врача, но и как на друга, и я буду вам за это вечно признателен… Я, повторю, употреблю все мои знания и благословлю небо, которое доставило мне случай доказать вам мою глубокую преданность…
Ненасыть обещал и с живою верою отдал всего себя воле
врача. Лечение было успешно. На другой день
вышла из него жаба, которую он, вероятно, проглотил в зародыше со стоячею водой. Исцеленный, он везде разносил похвалу лекарю Антону и в ежедневных молитвах своих упоминал с благодарностью имя немца, прося бога обратить его в православие. Люди русские толковали это врачевание по-своему.
„Ого! знаем все ваши шашни! — прервал, смеясь во все горло, капитан. — Только что
вышел от превосходительного нашего арестанта целитель душ, как является
врач… Гм! гм! Ну, конечно, оно легче отправляться на тот свет. Чтобы меня самый главный из чертей, барон, граф, князь-черт заполонил, коли я лгу! Если бы мне пришлось знать свою смерть за несколько часов, я сделал бы наоборот”.